Знаете ли вы, что религиозность – это естественное чувство у 95% людей? Оно простирается от полубессознательного поиска Высшего до Предстояния «один к Одному», «сына к Отцу». Даже те, кто лишь допускает существование «каких-то Высших сил», «какого-то Разума над нами» — они тоже религиозны, да еще и во вполне освобожденной форме, потому то над ним не довлеют навязывающие своего бога.
Гипноза же хватает, и стоит у какого-либо неофита искорке интереса блыснуть чуть сильнее, как над ним уже норовит зависнуть сознание, «видавшее виды видения», да «окормленное» как следует, дабы спроецировать на него свой жупел символ веры. И вот, если это сознание чуть посильнее, либо оно, как Тамара, ходит тройкой или парой с такими же верующими, то ментальная проекция неслышно отделяется и нависает над чувствами неофита, глуша их и уродуя – встречайте нового «воцерковленного».
О, как не люблю я монастыри, пристанища невежественных и темных разумов, вполне благодушных, пока покой и пища с ними, и крайне свирепых, если их норовят отобрать. Даже если мне абстрагироваться от аллегорической точки зрения, буквальная тоже не представляет из себя ничего светлого.
***
Я жил в Оптине в общей сложности месяца три, но ни разу за это время не встречался с ее прославленным старцем Илием. Илий в это время обретался то на патриаршем дворе, то где-то в Сергиевой Лавре, и приехал в Оптину обратно в начале 1993 года.
На «проза.ру» я нашел воспоминания паломника из 93 года, по имени тоже Сергея, полу-слепого, отправившегося в Оптину из московской коммуналки искать толи прозрение, толи что еще ему одному понятное. Ему довелось просить наставлений у Илия, и Илий отправил Сергея в деревню недалеко от Козельска, где проходили свой искус две художницы из Москвы, мать и дочь.
У них была беда, муж и отец покончил самоубийством, и Ольга-младшая особенно казнила себя за это, пытаясь служением снять вину. Вместе с матерью ходили они по берегам местной речки, собирали кремни разных цветов, толкли в ступке и этими природные краски писали иконы.
Сергей поселился в соседней комнате полу-пустого дома и стал истопником и просто мужичком по хозяйству. Не мудрено, что в тесном пространстве Сергей и Ольга начали сближаться, и вот Сергей, которого Илий и послал, чтобы он женился на Ольге, получает отказ: Ольга будет по-прежнему толочь свой песок и писать с матушкой иконы, а Сергей ей не нужен. Тогда Сергей идет в сарай и собирается повеситься.
Вот вам и все старческое прозрение Илия, вот и вся его мудрость, которая чуть не привела к новому самоубийству, а там и к новому витку страданий для женщин – возможно, фатальному. Ведь Илий не говорил с Ольгой и Сергеем наедине, не убеждал их вместе, а в одиночку Сергей оказался слаб и неразумен.
Некий маленький старичок, соткавшийся из воздуха в тот злополучный момент в дверном проеме дровяного сарая, уберег Сергея от пущей беды. Он сказал, что Сергей тоже может рисовать, как его избранница, и исчез.
А бедный паломник, начав эксперименты на печке сажей, сразу почувствовал интерес и под его влиянием скоро стал художником. Он вернулся из Оптины в Москву, работает преподавателем в школе искусств, провел уже несколько персональных выставок.
Для православных, как и для Сергея, тот старичок наверняка сразу ассоциировался с Илием, совершим очередное чудо и протянувшим спасительную длань, хоть и не похож он был на него, по рассказу Сергея, нисколько. Таких явлений в околомистической литературе описано много, и я не припомню, чтобы они когда-либо приписывались людям и тем более старцам. Эти случаи как бы двери в неизвестный мир, откуда нет-нет да приходит помощь в критических ситуациях.
С моей же недалекой точки зрения старичок был проекцией собственного Духа Сергея, его личного Христа. Ранее повсеместно, как и сейчас с Индии, люди верили в свое божественное происхождение. Индусы полагают, что в своем эссе они Боги (если не само Предвечное Не-Сознание, если кинуть взгляд в самые Истоки) – Боги до земной жизни, и становятся Богами после нее, обретая утерянное на время полное Само-сознание.
Но каждый Бог (Христос в Азии) должен пройти земной путь, чтобы получить опыт и импульс подниматься еще выше своего настоящего состояния. И потому каждый из них, больших «Я», эманирует из себя свое собственное отражение, малое «я», становящееся земным странником – Отец порождает Сына. С этим мистическим рождением связано очень много аллегорий, и та же Библия набита ими под завязку.
Сын-личность находится в условиях земного и усеченного иллюзорного бытия, Отец-индивидуальность – в небесных эмпириях, но связан со своим творением духовной нитью. Их связь – то тихий голос совести, то неистовый пожар творческого горения – кажется земному человеку его собственным отражением и производным… такова сила иллюзии.
Они могут и должны быть вместе (Сознанием одним!) на Земле, но меж ними пропасть. Ведь здесь часто и два любящих человека не могут вновь соединиться, если меж ними пролегло предательство, и тогда лишь равная по силе и противоположная по знаку жертва может искупить содеянное и вернуть союз. Сын может дойти до Отца, земной Иисус до небесного Христа, лишь преодолев все следствия своих неверных поступков. А уж те тянутся из мириадов жизней, прожитых до настоящей, и требуют таких же мириадов на искупление.
Но иногда ошибки или некие обстоятельства могут быть настолько велики или недопустимы, что некий Закон разрешает Богам дать почти прямое указание своим собственным отражениям – и тогда те видят «чудеса», подобные пережитому Сергеем, и меняют свои решения.
Вера как таковая, религиозная, здесь условие необходимое – полный атеист ничего подобного никогда не испытает. Но вера в спасительное попечение «старцев» у многих людей гипертрофирована, не обоснована и целиком зиждется на неполной картине мира – читай, на невежестве да сарафанном радио.
***
А что же Илий? Илий остался в Оптине, и его след я скоро обнаружил в страшной повести бывшей послушницы Марии Кикоть.
Оказывается, у старцев несколько иная роль, чем думают об этом тысячи их почитателей со всех концов страны. Старцы в монастырях уже не те добрые душеведы и духовные лекари, а банальные ловцы душ человеческих и соблазнители их на дела ненужные и совершенно вредные.
«Старец» Наум, который отправил Марию Кикоть по долгим дорогам земного монастырского ада, был один из череды духовных вербовщиков, которыми были духовник Марии отец Афанасий, всячески поддерживавший ее в монастырском рабстве у «старицы» Николаи, и наш знакомец оптинский Илий, он же Ноздрин.
«Я видела его много раз в Оптиной, даже два раза лично с ним беседовала. Насчет его прозорливости у меня тоже есть очень большие сомнения. Он был в очень хороших отношениях с игуменией Николаей, одно время даже часто посещал ее монастырь и направил к ней достаточно много сестер, особенно «мам» с детьми.
Истории всех этих «мам» вызывали у меня всегда возмущение. Редко это были какие-то неблагополучные мамы, у которых нужно было забирать детей в приют. Алкоголичек, наркоманок и бомжей в монастыри не принимают. Как правило, это были обычные женщины с жильем и работой, многие с высшим образованием, у которых не сложилась семейная жизнь с «папами», и на этой почве поехала крыша в сторону религии.
Но ведь духовники и старцы существуют как раз для того, чтобы направлять людей на правильный путь, попросту «вправлять людям мозги». А получается наоборот: женщина, у которой есть дети, возомнив себя будущей монахиней и подвижницей, идет к такому духовнику, а он, вместо того, чтобы объяснить ей, что ее подвиг как раз и заключается в воспитании детей, благословляет ее в монастырь… Потом говорят, что эта женщина добровольно избрала этот путь».
Ну вот, собственно, весьма яркая цитата из «Исповеди» Марии Кикоть, и добавлять к ней особенно нечего. Вы получите ни один нервный стресс, когда почитаете эту «Исповедь», особенно в части «мам», чьи дети и они, мамы, сами, сбитые с толку Илией и его компанией, стали заложницами неуемного властолюбия непотопляемой «старицы» Николаи.
Уж после выхода в печать «Исповеди», уж после того, как в патриархии подтвердили истинность рассказов Кикоть, Николая так и властвует в своем женском монастыре, и все также умножает боль и скорбь бедных женщин и их несчастных детей.
«Конечно, – пишет Кикоть, – больше всего сестер направил к игумении Николае старец Власий из Боровского монастыря. Он умудрялся благословить сюда не только женщин и молодых девушек, с детьми и без детей, которые приезжали к нему, как к прозорливому старцу, за разрешением своих жизненных проблем, но и очень преклонного возраста бабушек, и даже иностранок.
Каким же образом сестры попадали в монастырь? Как правило, женщина или девушка приезжала к старцу или иеромонаху-духовнику в сложной жизненной ситуации, многие приходили в депрессии, утратив жизненные ориентиры, потеряв близких людей, просто в духовных поисках чего-то высокого и вечного, а некоторые даже из любопытства.
После продолжительного или совсем короткого общения они узнавали, что имеют, оказывается, высокое призвание к монашескому подвигу. У некоторых желание осуществить это призвание возникало сразу, некоторые долго посещали монастыри и думали. Потом духовник благословлял их в ту обитель, с которой сотрудничал.
Конечно, должно быть кто-то и имеет призвание к монашеству, но почему-то оно оказывается практически у всех, кто только ни приходит за советом. Все это больше походило на вербовку, чем на духовное окормление.
В монастырь приходят совершенно не похожие друг на друга люди… Попадая в монастырь, многие из них думают, что получат возможность жить более полной и содержательной жизнью в стремлении к Богу, в кругу единомышленников и под руководством опытного в духовной жизни наставника. В монастыре они также надеются получить возможность выразить себя и найти применение способностям, которые не были востребованы в их жизни.
Но на практике эти люди редко получают возможность реализовать себя в монастыре. Все, что от них там потребуют — слепое послушание и труд. Как говорится: если надеваешь шоры — будь готов, что в комплекте всегда идут упряжь и кнут.
Книги о монашестве, как древнем, так и современном, которые в изобилии можно сейчас найти в любой церковной лавке и магазине, идеализируют жизнь в общежительных монастырях настолько, что люди, начитавшись их, приходят в монастырь словно в розовых очках, ожидая увидеть там подобие рая на земле. Пока эти жертвы рекламы пытаются понять что к чему, им внушается основной догмат монашеской жизни: «не доверяй себе, доверяй наставнику. Твой прежний опыт, твои мысли, твои желания — все это греховно и может быть даже не твое, а происки сатаны».
Критическому осмыслению ситуации не способствует и сам устав монашеской жизни: строгие посты, хронический недосып, отсутствие свободного времени, бесконечный изматывающий труд, невозможность остаться где-либо наедине с собой, а также «промывающие мозги» групповые занятия. И все: для успешной манипуляции сознанием человека и полного контроля над его мыслями и поведением ничего больше уже не нужно.
Со временем человек может понять, что реальная жизнь в монастыре совсем не похожа на ту, которую он себе представлял и о которой читал. Наставник — далеко не духовная личность, а его интересы подчас слишком корыстны и властолюбивы. Монастырь оказался совсем не с тем уставом, который можно понести и претерпеть, а уйти и нарушить благословение — значит оказаться предателем и понести ответ за себя и за своих родных (?!) на Страшном суде.
Эта ситуация внутреннего конфликта, который может длиться годами, а иногда и всю жизнь, разрушает психику и здоровье, лишает всякой радости и спокойствия, многие просто сходят от этого с ума или живут в постоянном унынии и депрессии. Даже, если человек покидает монастырь, это оставляет в душе глубокую рану и чувство вины.
Ведь не существует ни одной легитимной причины ухода из монастыря! Ушедшего считают предателем и Иудой, да он и сам себя таковым считает, пока наконец не осознает, что стал жертвой хорошо отлаженного механизма вербовки, правильной пропаганды и тонких техник манипуляции сознанием. К тому же тем, кто прожил в монастыре много лет, просто становится некуда возвращаться, часто в монастыри отдают свое имущество и жилье».
***
Ну вот, а мы говорим о каких-то деструктивных сектах, о религиозном экстремизме, когда у нас под носом вечная рана черных монастырей. Полагаю, в таком виде их не должно существовать в принципе.
Идея монастырей вообще принадлежит изначальной арийской Расе, и вместе с ариями монастыри распространились по всей земле их обитания. Монастыри были двух типов; один из них – ашрамы для пожилых браминов.
Общеизвестно, что жизнь дви-джа («Дважды-рожденные», или представители трех индийских высших каст: брамины, кшатрии, вайшии) делится на четыре цикла, подобных детству, юности, зрелости и старости. Получив знания в ученичество (брахмачарий, ученик), отдав своей семье и делу свою полноценную жизнь грихастха (домохозяин), дви-джа вступает в третий цикл жизни и становится ванапрастха (отшельником). Теперь он может уйти в ашрам (монастырь), где долгими практиками будет подготовлен к отрешению от этого мира и спокойному переходу. Для него теперь аскеза, мантры для сосредоточения и ободрение наставников, необходимое усталым путникам, все еще мучимым сомнениями.
Когда огонь земной жизни у ванапрастха начнет затухать (не ранее!), он увидит тонкие лучи, которые ранее не замечал, он погрузится в сумеречный свет, который разгорится и затмит для дви-джа земное солнце. Теперь ванапрастха стал санньясином, он готов к переходу и соединению со своим Богом – он переплыл бурную реку земной иллюзорной жизни, и ступил на дальний берег жизни истинной и вечной. Для того и дан был ему ашрам, и закрыт путь обратно в семью.
Конечно, сегодняшние индийские саньяси, в большом числе наполняющие Индию (особенно из ашрамов новодела Ошо), не вполне или не всегда походят на тех освобожденных людей, о которых я говорю, но точно также сегодняшняя Греция мало походит на Грецию Древнюю.
Все эти умные молитвы и внутренние делания, которыми столь гордятся наследники оптинских старцев, пошли как раз из ашрамов ванапрастха, и были заточены именно для постепенного угашения огня жизни стариков. Они, как вы понимаете, совершенно не подходят молодым мальчикам, решившим подняться на бесконечной молитве мытаря до созерцания своего внутреннего Солнца, своего Христа.
Полагаю, Нил Сорский, который принес эти практики, в свои ученики и со-товарищи выбирал умудренных людей, создавая школу, и только потом практики вышли из узкого круга – для заманухи молодых людей, в маркетинговых целях.
Вот только тела их и души подготовлены к земным испытаниям, а не к метафизическим, они наполнены энергией на необходимый отрезок времени, за который каждому человеку предстоит погружаться в иллюзии и выбираться из них, на своем личном опыте и опыте окружающих людей познавать добро и зло, сражаться, падать и страдать, возвышаться и получать удовольствия – в общем, зависеть от порождений прошлых существований (верят в них христиане или нет, безразлично), своих же хороших или дурных поступков.
Действия в ответ на жизненные обстоятельства вызовут новые следствия, которые увлекут в новые существования – круг бытия велик и длителен. Такова миссия живущих, это их путь-дхарма, с которого молодых людей сбивают в монастырях, вербуя в школы умерщвления ума, воли и тела.
Я еще понимаю присутствие в православных монастырях людей преклонного возраста, и то весьма условно. Ведь под учеников должны быть и учителя, а есть ли они, и что могут дать? Если в РПЦ поддерживают таких настоятелей и настоятельниц как Николая из «Исповеди» Кикоть, то ничего хорошего. Сами обуянные вполне земной страстью власти над душами, они не способны видеть «дальний берег» и тем более вести к нему. Да и не знают о нем ничего.
Более того, они как бы проецируют свою страсть на паству, средь которой находится немало тех, в ком она может вспыхнуть. И тогда те ощутят «призвание» к «стяжанию святого духа», желание обладать некими тайными силами, обрясть статус «старца»-поводыря заблудших, способности «говорить языками» и творить «чудеса», — короче, захотят близкого знакомства с ангелами, если не с «Господом нашим Иисусом Христом».
На самом-то деле это будет просто желание возвыситься над другими верующими людьми и стать водителями «овец», получить народную признание, любовь и прочие красивые штуки. Они заманчиво повиснут перед их внутренним взором и безусловно пленят.
«Духовидцам» из черным монастырей и делать особо ничего не надо, как, вместо того, чтобы направить ищущих духовную опору людей на преодоление трудностей жизни, подтвердить особую «тропу» для самообманывающихся и стремящихся срочно начать «искус».
Но и в миру юноши и девушки нашли бы все трудности в переизбытке для выработки желаемых качеств и добродетелей. Желают твердости – и жизнь подаст им соблазны; хотят быть честными и стоять в истине – а вокруг море лжи; помогать сирым и убогим – да их кишит кругом; душеведом – а не лучше ли стать хорошим психологом? думают, что нет подвига выше отречения – давайте, попробуйте сначала на своей семье, там без этого подвига просто никак. В общем, как хорошо кем-то сказано, легко быть святым в горной пещере, но попробуй остаться святым на базаре. В миру обретшие мудрость люди всяко разно нужнее и важнее.
С другой стороны, монастырский путь спасающегося одиночки разве не отдает эгоизмом? Можно, конечно, повторять, что, мол, «спасись сам и вокруг тебя спасутся множества», но кто мешает спасаться, преодолевая свою слабую природу, среди людей, подавая им ежедневный пример? Человек есть часть человечества, но это слишком смутно отражено в христианстве, и потому потенциальные и готовые монашки не слишком-то чувствуют общую связь и ответственность, а без этого какие могут быть «множества»? если только в качестве зачарованных поклонников…
А таких масса! Одни жаждут прикоснуться к святым одеждам и скинуть на них свой груз грехов, другие, потерявшиеся в лабиринтах жизни, ищут проводника, третьи, мечтая о спасении страны и народа, напрягают глаза – не явился ли новый Сергий Радонежский? Запрос в обществе велик, и думает кто-то: а не я ли будущий это? не меня ли все ждут с фонарями? При на таком-то спросе лже-старчество не мудрено.
***
Параллельно с огромной Арийской расой, ныне представляющей почти все народы на Земле, есть небольшие группы душ, как более низкого уровня развития, чем общий арийский, так и гораздо более высокого. Если первых можно найти в изобилии в отсталых племенах, где они, лишь наголову выше антропоморфных обезьян, живут животной неприхотливой жизнью, то для вторых требуются условия куда более сложные.
Раньше, в античном мире, им было не в пример проще. Мистерии открывали им путь во внутренние закрытые общины философов и метафизиков, и поддержка своих собратьев, но еще больше наставничество Посвященных были для них и практикой постоянной жизни, и университетами, и примером духовной стези.
Принято твердить, скажем, о египетских жрецах, коих было целое сословие и все они, мол, занимались пусканием пыли в глаза и опиума в сердце бедному и невежественному народу. Меж тем, если вдуматься, то образование в народе, если не считать письменность, тайный язык, отражающий метафизические Силы и недоступный ему, было куда лучшим, чем сейчас: люди знали и цель своей жизни, и основные законы, управляющие счастьем, и имели руководство этих самых жрецов, которые были не священнодействующими фигурами на амвоне в странных облачениях, поющими непонятные молитвы, а союзом философов, античных ученых – попросту, египетской интеллигенцией, понимавшей свою миссию в народе куда лучше, чем интеллигенция современная.
Но жрецы (древняя интеллигенция) делились на два основных класса: одни относились к Храму внутреннему, где рулила метафизика и хранились в тайне внутренние Мистерии, другие к храму внешнему – с облачениями и ритуалами для народа и Мистериями публичными. Так вот, последние как раз и ответственны за переворот и попрание священных наук.
Это они, желая укрепить власть над народами, открыли вход в Мистерии (религиозные празднества) для всех, а не только для «чистых разумом и душой», а их посвящения (прообраз крещения) вовсе стали платными. В античной Греции это случилось как раз во времена Сократа и Платона, в Египте профанация священных наук произошла чуть позже, после чего адепты внутреннего Храма покинули эти страны, и мудрость западные эллины стали искать на Востоке.
С приходом воинствующего церковного христианства, вставшего на путь войны с конкурентами за власть над душами, внешние Мистерии были «творчески» переработаны в культ, а внутренний Храм ушел в изгнание от воцерковленных цезарей еще дальше.
Немногочисленные общины Посвященных, в основном, назареи, обосновались в Сирии и поблизости, и с того времени, преследуемые сначала иудеями, затем мусульманами, установив почти непроходимый фильтр для ищущих мудрости. Их общины еще были находимы в XIX веке. Во всяком случае, сейчас в их существование верят не больше лампы Алладина, хоть они и были теми учреждениями, на которых некогда держались могущественные цивилизации.
В Евангелии Иисус упоминает эти общины как «сестер и братьев», которые исполняют волю Отца Небесного (Матф. XII, 50, прочтите в новом ключе!).
Хотя, те, кто не прочь погрузить мир в Средневековье, вполне могут преследовать в Сирии иные цели, чем поддержка курдов и неких «повстанцев». Возможно, нынешняя война там обусловлена не столько властью алавитов, противных некурящим правоверным, а поиском и уничтожением последних островков сокрытой Мудрости. Но даже в этом состоянии немногие знающие и просвещенные мусульмане хорошо понимают значение Сирии как раз в этом ключе, потому не случайно ее защищают силы Ирана и Хезболлы.
***
Вот так западная интеллигенция, разделившая пороки цезарей, осталась без своей толики знаний, а потом и вовсе без искусств и знаний. О тех же египетских пирамидах в европах узнали после похода Наполеона.
А мне остается добавить, что черные монастыри вряд ли переживут этот век. Шанс полезными у них может быть только под контролем мудрых… которым в стране еще нужно как-то появиться и проявиться, построить новый Храм, дать Школу, которая станет основанием для будущего триединого Государства Славян.
