Будучи главным гомофобом нашего Хабруйского краю, мне приходилось неоднократно зарубаться с приверженцами новой (со старыми дырками) философии, оправдывающими гомосексуализм.
Опыт убедил меня, что разговаривать с ними бессмысленно – разум у них, увы, отсутствует. А тот фальсификатор размышлений и анализатор ощущений, который они гордо называют интеллектом, используется лишь с одной бубновой целью: убедить всех, что гомосексуализм нормален, социален и где-то даже предпочтителен (а один и вовсе убеждал, что для того, чтобы стать гением, надо быть заднеприводным – у них, мол, сознание измененное, а для гения это то что доктор прописал).
И здесь я вовсе не хочу спорить с воображаемыми противниками (тьфу, развращенные, совращенные и извращенные существа), но разве что защитить от них своего кумира, великого Платона. Его, бедного, они вздымают на свои знамена: а вот «Пир», а вот «Федр», а вот мужи и мальчики…
Нашел прекрасную статью в тырнете, и всем, кто ищет боевые аргументы против нигилистских экскрементов, предлагаю с ней ознакомиться: замечательный разбор, именно с опорой на исторические анналы, с выдержками, этимологией – все как мы любим. Уж для тех, кто хочет разобраться в платоновской философии относительно Эроса, это совершенно необходимо.
Автор пишет:
«В Древней Греции жизнь текла не по современным законам, а вернее – не по современному беззаконию! Каждый юноша с 12 лет выбирал себе образ для подражания – какого-либо из граждан, либо нескольких граждан. Главная роль в наблюдении за правильностью этих отношений лежала на Димосе (гражданах) Афин.
Здесь дело не ограничивалось простым желанием походить на кого-либо, но основывалось на прочных отношениях, зачастую более крепких и основательных чем семейные. Это были отношения ученика и наставника, где роль наставника была неизмеримо выше отцовской. Будущему гражданину предоставлялась, таким образом, возможность избежать плохого влияния родителей и самому выбрать того, на кого он хочет походить!
Поскольку такая связь предполагала большую открытость для контроля со стороны Димоса, чем семейная, она была внушительной гарантией правильного развития граждан – таких, которые были выгодны Афинскому Димосу.
Отношения между учеником и наставником, многими гражданами, считались более высокого уровня – по сравнению с семейными. Любовь наставника к ученику, зачастую, ставилась выше любви отца – к сыну. То же относилось и к любви ученика – к наставнику. Наставник назывался всегда – «эрастис» (любящий) а ученик – «эроменос» (любимый), подчеркивая главенствующую роль первого и подчиненную роль второго.
Позже, когда ученик достигал совершеннолетия, и если он сохранял почтительную дружескую связь со своим наставником, эти названия – «эрастис» и «эроменос» могли оставаться за ними до самой смерти, подчеркивая характер дружбы между ними, так же, как за сыном навсегда закрепляется название – «сын», а за отцом, независимо от возраста – название «отец»! Какого бы возраста они не были, эрастисом называли всегда старшего, а младшему отводилась роль эроменоса…
… Так же как и во многих традиционных обществах, отношения между учеником и его идеалом не были простыми мечтаниями и любованием! Эрастис – наставник прямым образом «лепил-ваял» будущего гражданина-эроменоса. Быть образцом для подражания было почетно, но сопряжено и с обязанностями – не уронить себя в глазах ребенка или юноши, который тебя обожает и старается выполнить любое твое желание, но ещё хуже – быть обвиненным Димосом в неправильном воспитании ученика.
Если же речь шла о возможном развращении эроменоса со стороны его эрастиса (включая и сексуальное развращение) – то в этом случае наказанием была смерть! В древних Афинах (о Спарте даже и не говорю), для исключения любой возможности совращения малолетних существовали довольно суровые по нашим меркам законы!»
Далее автор приводит выдержки из афинских законов, цитаты от разных авторитетов, которые не вызывают сомнения в суровости наказания для афинских сластолюбцев.
Единственно, я бы не разделил авторский оптимизм относительно чистоты всех отношений в афинском демосе (точнее, средь афинской аристократии). Уж зная природу человека, я не обманываюсь, что древние отношения между мужами и мальчиками, точнее, между наставниками и наставляемыми, были всегда чистыми и незамутненными зовом плоти.
Душа человеческая, как Аполлон с картины, хоть и слушает прекрасную свирель Гиацинта (Духа), а все же влечется к юным кипарисам (плоти)
Возможно, они были бы такими посредь марсиан, но в отличии от уфологов я в инопланетян не верую. А земляне – это материал, который эволюция еще долго будет обрабатывать, чтобы вывести из него материальную составляющую.
Полагаю, что даже строгость законов, описываемая уважаемым автором, не была слишком большой преградой для любителей юной плоти. Но Платон конструирует свое «Государство», всячески пытаясь привлечь в него лучшее и выкинуть за порог худшее.
Он оставляет в своем проекте отношения Наставников-эрастис и наставляемых-эроменос, но решительно отказывает плотским удовольствиям. Для подтверждения приведу цитату, которая нигде не мелькала. Платон размышляет, что будет хорошо для Стражей (наставников народа), а что никак невозможно. И невозможным для них является именно наслаждение, «с ним не должно быть ничего общего у правильно любящих или любимых, то есть ни у возлюбленного, ни у его любимца…
«… В создаваемом нами государстве ты установишь, чтобы влюбленный («Эрастис») был другом свому любимцу («Эраменосу»), вместе с тем проводил время и относился к нему как к сыну во имя прекрасного, если тот согласится. А в остальном пусть он так общается с тем, за кем ухаживает, чтобы никогда не могло возникнуть даже предположения, что между ними есть что-то большее».
Но дабы уж поставить жирную точку в вопросе об отношении Платона к гомосексуализму, нам нужны его «Законы».
В этой книге он, для начала, считает, что сексуальное наслаждение вообще дело ненужное. Хотя бы из-за того, что лишает людей возможности достигать максимальных успехов в любимом деле, отбирая тонкие творческие силы, проявлению которых секс мешает, если не уничтожает их совсем. Платон полагает, что причиной успеха является
«победа над удовольствиям; уступка же удовольствиям повлечет за собой жизнь совершенно иную»
Да и вообще он считает людей, предающихся сексу ради удовольствия, хуже животных, которые
«вплоть до поры деторождения ведут безбрачную, целомудренную и чистую жизнь. Когда же они достигают должного возраста, самцы и самки по склонности соединяются между собой попарно и все остальное время ведут благочестивую и справедливую жизнь»
Таким образом, Платон считает за лучшее, когда люди предавались бы сексу не ради удовольствия, а исключительно ради деторождения.
Для нас это совершенно необычно, и мы даже не догадываемся, что существовали времена, когда секс как удовольствие считался сначала преступлением разряда колдовства, а потом считали лучшими людей, которые соединялись ровно столько раз в жизни, сколько у них было детей. Хотя это был тот самый мифический «Золотой век», о которым мы все мечтаем, но если бы знали, что обеспечивался он чистотой отношений — в первую очередь, сексуальных — то посчитали бы его за век Черный, не правда ли?
Ладно, едем дальше. Рассуждая о своих временах, нуждающихся в законах с нравственным содержанием, Платон разбивает граждан по отношению к сексу на три рода (благочестивые, честолюбивые и влекущиеся больше не к телу, а к прекрасным свойствам души своих спутников жизни). Зато людей, не делающих из секса тайны, он считает порочными, выводя из этих трех родов отдельно. Ведь человек
«с помощью труда будет по возможности умерять развитие удовольствий, сдерживая их наплыв и рост и давая потребностям тела противоположное направление. Это может удастся, если не будут любовные утехи бесстыдными… пусть считается позорной явность таких отношений»
Так что всякие лгбт и иже с ними, все эти крикуны насчет ущемления сексуальных меньшинств (и уж тем более радетели гомо-«браков», молчу уже о смене пола и других кошмарах) представляли бы, на взгляд Платона, отбросы человеческого общества.
Поэтому наш философ прописывает в «Законах» следующие нормы:
«Если будет на то воля Бога, мы, весьма возможно, принудим соблюдать в любви одно из двух: либо пусть гражданин не смеет касаться никого из благородных и свободнорожденных людей, кроме своей законной жены; пусть он не расточает своего семени в незаконных, не освященных религией связях с наложницами, а также в противоестественных и бесплодных связях с мужчинами«
Вроде как предельно ясно и понятно о «противоестественных … связях с мужчинами», куда уж больше.
Так что тем, кто возводит низкую хулу на почитаемого Великого Грека, я советую записаться в экспедицию Илона Маска на Марс – может быть, хоть там они найдут искомый Разум.
