Наверно, нет родителей родом из 60-80-х, да еще родом из деревни, которые не сочувствуют своим бедным деткам, намертво поглощенных паутиной и всякими гадами-гаджетами. Вот, хорошую песенку гоняют по радио:
У меня было сорок вкладышей Turbo,
Мне рвали ниткой молочные зубы.
Когда я болел, мне ставили банки…
Я не играл в Counter-Strike по сетке,
На Казантипе не ел таблетки,
Зато, зато
У меня было детство
У меня было самое лучшее детство
Тут и я вспомнил свое совковое детство. Представляете, наш дом стоял с 100 метрах от речки! Речка и буйный лес по ее берегам – вот крестные моего детства.
Зима
Зима… морозы тогда легко поднимались к тридцатнику, а -25 считалось потеплением. Но нас, деревенских пацанов, никогда не останавливали сопли и обмороженные пальцы. У меня были коньки, доставшиеся от выросших парней. Они слегка поджимали, а вкладыши на лодыжках не компенсировали курсовую неустойчивость – пофиг, пляшем!
На реке или круглом болотце рядом с ней уже расчищена ледовая поляна, и после первой школьной смены, часам к трем дня, там начинается замес, а в воскресенье вообще с утра. Нагонявшись шайбой до одури, я прям в коньках бежал домой, стягивал кое-как их, забирался на еще теплую дровяную печь… и выл от боли! ну, когда пальцы отходят, это реально больно.
Прямо за моим домом было вечное болото с ключами, и иной раз чемпионаты уличных хоккейных лиг проходили там. В третьем классе я огреб здоровенной палкой из под швабры, приспособленной под клюшку, со всей дури прям по мурлу, и это боевое крещение открыло у меня способности к трехэтажному мату… блин, по сей день избавиться не могу.
В хоккей с мячом мы играли прямо на широкой дороге, в валенках, до глубокой ночи под фонарями, расступаясь перед каждой машиной, которых тогда было немного. А еще я любил попрыгать на лыжах с местных небольших откосов с трамплинчиками – пару лыж расщепил, затем экономические интересы семьи встали над моим маленьким зимним спортом.
Кроме забав была и работа зимой – дрова! Батя пилил бревна в обхват «Уралом», потом колол, а я укладывал в поленницы. Потом мне стало скучно класть поленницы, и я научился рубить дрова сам, и лет в 13-14 рубал дай бог всякому облегченным колуном… а бате уже приходилось складывать.
Зима – это прекрасное время года. Иногда я уходил в лес, надев здоровенные батины валенки. В лесу всегда были какие-то тропинки, и мне нравилось исследовать их до последнего следа, останавливавшегося перед марью. Марь – это такие большие пустоши, заполненные высокой кочкой, образованной многолетними нарастаниями какой-то травки, кустарником (иногда голубичным), небольшими ямами с водой и корягами. Зимой же это волнообразный ландшафт без всяких тайн и красоты.
Думаю, мари были раньше, чем великий пожар 1976 года, уничтоживший половину дальневосточной тайги, но после пожара их стало просто много. Лес вдоль речек выжил и более менее восстановился, на пол-километра вглубь… остальное – марь.
Огненный Апокалипсис 1976
Пожар шел с побережья, и пожирал тайгу со скоростью, равной передвижению лихого велосипедиста. У нас в поселке с утра задул сильный ветер – какой там ветер, это было воздушное нечто, устремившееся в сторону пожара. Я, тщедушный пацан, ложился на воздушный поток, и он держал меня.
Потом наступила тьма, полная, темнее ночи. Я был рядом с домом, и домашние с фонариками выбежали искать меня. Помню, фонарики просто горели желтыми пятнами и ничего не освещали. Но по голосам мы нашли друг друга.
А потом темная завеса разодралась и грянул огненный шторм! Он несся со страшным гулом и огненными пузырями по вершинам деревьев, и они, вспыхивая как спички, передавали жар своим соседям. Следом шел низовой пожар и доедал остатки.
Поселок спасла речка, огонь не перекинулся через нее, но подобрался с другой стороны и спалил несколько домов. Дальше отважные пожарные и бульдозеристы, окопавшие весь поселок минполосами, поживиться ему не дали.
Огонь ушел в сопки. На равнине болота помешали лесу восстановиться, но в сопках без болот природе было попроще, и сейчас там гудит прежняя тайга… Таким мне заполнилось окончание второго класса. Нескольким моим одноклассникам очень не повезло – их отцы, охотники и рыбаки, не сумели уйти от стихии и сгорели.
По сравнению с лесным пожаром даже наводнение 1982 года, когда речка бежала через огороды и дороги, было мелочью. А для меня еще и приятной мелочью, потому что на школу пришло три путевки в «Артек» и одна их них досталась мне, вечному отличнику. Ах, Артек… И Крым – он наш, общий! Вот съедет племя разрушителей с кремля и киевской рады, и все поймут это.
Весна
Весна приходила к нам с веточками вербы, которые мы таскали в школу и домой: ставишь в бутылку, и дома появляется запах перемен. Скорей, скорей бы проталины, потому что верные железные кони о двух колесах устали ждать.
Велики, конечно, были доступны не всем, хоть и продавались в магазине. Хотя, нафиг их покупать, когда можно просто своровать, разобрать, покрасить половой краской и собрать из ворья заново. У нас стырили три велика, два у бати и один у меня, и это было обидно.
Это сейчас полно велосипедов всех размеров и видов, а тогда выпускались три основные версии: детский драндулет для дошкольников, «полувзрослик» для шпаны и стандартный велосипед женской и мужской модификации.
Мы бегали за счастливыми обладателями великов и упрашивали их покататься. Если сесть на седло или хотя бы на раму, то ноги не доставали до педалей – фигня-война, просовываем ногу в треугольник рамы и поперли. Картинка как в цирке: велосипед в одну сторону, шпанец в другую – равновесие соблюдено. Зато удовольствия… И это, падать не надо, иначе хозяин велика применит бан.
А когда снег сходил полностью, на улицу вываливала вся живность: куры, свинство, коровы, бараны, козы, лошади… Этих разводили рядом на конебазе, и когда коней выпускали на пробежку, рядом было лучше не находиться. Хотя, коняги животины умные, ни одного плохого случая, кроме как пьяному конюху копытом в грудь, не припомню.
На скамеечки рядом с домами выползали хозяева – покурить, погреться и присмотреть за живностью. На случай, если появлялась какая-то чужая шальная собака с неутоленной охотничьей дурью погоняться за курятиной, ее всегда ждала добрая палка и кучка камней. Ну, или пара пацанов с такой же страстью, только к собакам.
Весна заканчивалась тотальной копкой/вспашкой огородов и посадками. Иногда их пахали конями, а батя с соседом изготовили мотоплуг на базе древней бензопилы «Дружба», и пахали огороды сами. Мне покопать тоже много чего оставалось.
Расцветали деревья, школа шла к концу, близились каникулы. А мы меняли шайбы на мячи и рубились в футбол. Помню, один раз я пробегал без передыха часов семь, зато потом три дня не мог двинуть ни рукой, ни ногой – это было детство, это было нормально!
Пацаны скидывали обувь и носились везде босиком. Я не знаю, какие должны были быть у них пятки и подошвы, чтобы преодолевать боль от мелких и покрупнее камней, да всякого мусора, а еще разок в неделю-другую напарываться на стекло. У меня вот такие и были. А еще загар арабчонка, которым я гордился. Шорты… и больше ничего – вот портрет сельского пацана лет до 12. А позже начинались гормоны и рубахи с брюками.
Лето
Лето – это речка! А там всего три занятия: купаться до одури, ловить рыбу и охотиться за грибами. Ну, иногда вместо грибов охотились за бурундуками. Мне довелось убить одного камнем из рогатки в нос, и я отрубил его хвост в качестве трофея. Потом, когда погрузился в восточную философию, сильно скорбел по невинно убиенной тварюшке.
Речка состояла из перекатов и ямок. На перекатах можно было половить раков, а потом сварить их в какой-нить кастрюле на огне. Насадив вилку на палку, мы добывали также вьюнов и странных «семидыров». Парни повзрослее мастерили «телевизор» из пропитанной варом фанеры, на дне которого было стекло. Ставишь «телевизор» на воду – изображение изумительное. Теперь нужно подкрасться к рыбе и подсечь ее острогой. Самая лучшая рыбалка ночью, когда рыба бежит на свет фонаря. Поэтому толстые круглые батарейки всегда были в цене и дефиците.
А пацаны ловили гольяна на банку: накидают туда хлеба, закроют капроновой крышкой с дыркой и потихоньку ставят на песочное дно, чтоб не разбилась (сами же потом порежутся). Пара минут – и в банке круговерть. Гольян штука вполне съедобная не только для котов (они иной раз ходили на рыбалку со своими хозяевами и кушали свежачок тут же на песочке); распотрошить, на сковородку и яйцами домашними сверху – ну ваще!!!
Если над ямкой под крутым берегом лежит бревно – это не бревно, а трамплин! И с этого двухметрового трамплина сигает в воду вся мужская часть поселка. А еще можно было приладить веревку над покосившимся над водой деревом – и вот вам прекрасная тарзанка, несущая со свистом пацанов на середину реки. Пацанов да пацанов… пацанки тоже купались с нами, и грелись вместе у костров. Хотя, обычно предпочитали кучковаться отдельно. Вода в реке всегда прохладная даже в самое жаркое лето – речка-то горная.
Если ямы были без бревна, то по их окраинам располагались рыбаки, и затаившись, бдели за поплавком. Стандартный улов – пара-тройка чубаков, но если свезло, то на живца мог попасться даже ленок. Ловили по-честному, но в перестройку она начала покидать люд, и появились в большом числе сети, перегородки, и рыбу всю выбили, до последнего гольяна.
В самом начале бесстыжего времени стало модно ловить на подкормку: набросаешь хлеба в сетку, ее в воду – и облавливаешь яму. Один раз с двоюродным братом мы выдернули здоровенного конька. Но дело было на бревне, до берега метра три, брат слабосилен и никак не мог ухватить бившегося красавца, которого я едва держал на удочке – сорвался, подлец! Ух, какая была буря эмоций!!!
Первые грибы назывались ильмовиками. Они росли на трухлявых ильмах. Найти их было большой удачей, ибо суп из первых грибов затмевал собой лапшу с домашней курятиной. Однажды я исколесил весь лес в округе и, уставший, присел покурить на пень – ну да, я курил лет семь, класса с девятого, и бросил с огромным трудом. Так вот, сижу-курю, поднимаю глаза – а желтая раскидистая грибная шапка висит почти над моей головой!
Когда наступили голодные 90-е, кроме рыбы народ вычистил и леса, так что найти грибы около поселка – это надо сейчас постараться. Тогда мне нравилось ходить за маслятами, а осенью, когда мать составляла компанию, за волнушками и груздями.
Круче всего стало, когда маманя завела корову. Не, молочко-то хорошо, сметанка и сыр свой, но покос… о, эта тьма гнуса в безветренный день! О, эта долбанная кочка и коряги, меж которых мы выкашивали свой стог. Был покос и хороший, только до него пехом минут 45. Но ничего, не сдохли же!
А дома еще надо успеть собрать ягоду с кустов, прополоть указанные грядки, нарвать свиньям травы, чтоб не орали, сходить за хлебом в магазин…
Хлеб
Хлеб временами становился дефицитным, потому что им, дешевым, докармливали домашний скот. За хлебом выстраивались офигенские очереди: по три булки в руки, так что надо было пройти очередь дважды. Я был юрким шпанцом и норовил один раз из двух сквозануть в толпе между ног, но один раз круто попался.
Толпа забила веранду хлебного магазина хлеще селедок, и меня сдавило с брутальной силой. Висю, значит, между тел, и вижу, как здоровенная красномордая бабища рядом начинает бить в толпе форватер в сторону прилавка, увеличивая давление! И тут мне стало дико страшно, и как давай я орать благим матом! Мужики выдернули меня из себя и по головам передали на улицу… я отдышался, и опять в очередь! А чо, приключение!
Друзья
Нас была маленькая дружная гопка из трех пацанов, и мы играли сначала в войнушку, потом шли вместе на речку, возвращались и вечером играли в «21»… не, это не к карты, хоть в карты тоже играли, а еще в шахматы и шашки. По соседству жил чемпион по шахматам поселка, и устраивал турниры средь своих родных детей и их друзей. Как-то говорит: давай, Сергей, сыграем с тобой так, как будто рубимся за корону чемпиона поселка. Ну, я напрягся не по-детски… и выиграл. И тогда понял, что концентрация – ключ к любому успеху.
Так вот, 21 (еще «носики») – это игра в мяч. Его нужно подкидывать коленями, головой, стопами – главное, чтобы мяч не коснулся земли. Выбил 21 – и ты герой. Дальше набиваешь очки, которые твой противник должен отбить. Если не отбил, то это уже не очки, а шаги или расстояние, которое он должен прокатить мяч по земле, толкая его исключительно носом. Ну, все катали.
Осень
Не любил я осень. Во-первых, это копка картошки. Блин, противная и трудная работа, руки всегда в земле, чего я больше всего не любил и постоянно бегал их полоскать. Но картошка – штука волшебная. Как кто-то мудрый сказал: сначала ты копаешь картошку, потом ты не копаешь картошку, потом ты копаешь картошку – так проходит жизнь.
Кароч, не люблю я осень, и не буду о ней писать. Это зашибись где-то там в Болдино сидеть, и посматривая на крепостных мужичков, живописать «в багрян и золото одетые леса». А в деревне это последний теплый месяц, и вот уже дерьмовая погода.
Школа
Школа как-то боком, школу как-то не видно, но она всегда была с нами, это детская трудная работа. Для меня, впрочем, она была легкой, и еще оставалось масса времени интереса на всякие конкурсы чтецов (стихов) с традиционными призовыми местами, какие-то стенгазеты, праздники для девочек и мальчиков, общие дни рождения, походы классом в кино и на природу (наверно, учителя считали, что нам ее не хватало).
А кто не помнит демонстрации, на 1,9 мая и 7 ноября? Под барабанную дробь и горн, с шарами и флагами? Пришли колонной в парк посередке поселка, и слушаем здравицы, и орем «ура». А потом домой, радостные, что есть лишний выходной.
Еще были секции баскетбола и волейбола, прыжков в высоту и много чего, где я не был, потому что спорта и так хватало. А, ну дрались еще, но в старших классах и редко.
Завод
А еще мы любили гулять по заводу, точней, по комбинату. Он был большой, пару квадратных километров, перерабатывал лес, который нынче напрямую трелюют в Китай. На заводе были классные места вроде залежей гудрона, который можно было недолго жевать вроде жевачки, отвалы из опилок и щепы, которыми топили поселковую котельную, заманчиво пахнущие разогретой смазкой и свежепиленым деревом цеха. От завода нынче одни воспоминания, а тогда он давал работу двум третям занятого люда.
Моя первая работа была в тарном цехе, где я пацаном заработал за месяц 140 рублей на магнитофон и паховую грыжу от излишнего усердия. Магнитофон был классным, даже при пяти имевшихся кассетах, которые мы гоняли между собой. Это же так классно: влюбиться в девочку и мечтать под песенку, как ты ее целуешь.
Кароч, у меня было прекрасное замечательное детство, и смотря на сына, с его компьютером, я всегда его просто жалею!!!
