Вспомнил старый свой рассказик. Я его девочке написал, давно уж, она еще ребенком была. И так странно он возник на бумаге, что авторство не могу взять на себя. Видимо, это подарок был, от Него — ей. А я просто передал.
Хороший день сегодня у крестьянина Ивана Ефремова. С утра встал такой радостный, а почему – да кто его знает? Вроде как во сне увидел – что-то светлое такое. «Видать, быть добру», – думал Иван.
Уж завтревать семья собралась, как в окне мелькнул человек, – и будто знакомым он показался Ивану. Постучали. Глядь, на пороге странник. Сам роста невысокого, бородка небольшая, чуть согнут, одежда – известно какая. Но все это Иван после разглядел, а в первый миг дальше глаз гостя не ушел. Тот на пороге солнцем облитый стоял, и было что-то в глазах его… Не понять что, не понять, но Иван обмер, и мысль вдруг: «В руку сон!». И сразу же: «Что стою-то?»
– Жена, – дернулся Иван, – к столу проси! Странник божий, с нами отведай? …
– Спасибо, человек добрый. На час я, да пойду… Господь зовет.
– Гостевайте, сколь угодно будет, – суетился Иван.
На молитве стояли вместе. Иван и семья пели, и косились все нет-нет на странника. Петь поет, но чудно как-то. Не на икону смотрит. В глубину куда-то… и поет, и смотрит. Но теплее стало всем.
Как отвар подали, Ивану и вовсе хорошо стало, и то, что сковывало, отпустило. Захотелось поделиться думами своими и радостью с гостем. Гость молчалив был, но смотрел иногда с интересом, будто подбадривал: давай-давай, мол, поговорим…
– А что, человек божий, не отсоветуешь ли мне? – спросил наконец Иван.
– Отчего ж совета не дать? – отозвался эхом странник. – Было бы где взять.
– По свету ходишь, много видывал, поди?
– Иные по свету не ходят, да знают весь свет…
– Мудрено… стало быть, Бог говорит им? Да дело мое простое. Хозяйство, молитвами святых, хорошо идет, Господь погоду шлет, семейством не обижен– надо шириться, изба узка. Хочу вот новый сруб ставить, пятистенок, да думаю, как бы с местом не ошибиться. Слышал как-то от людей, будто не всякое место хорошо для дому. Будто могут дети не вестись, аль скотина, а то и, упаси Бог, горят – место, говорят, виновато. Хочу сруб прямо у церкви поставить, чтоб к Богу поближе – уж у церкви, чай, хорошо будет?
Засмеялся странник, легко так, светло.
– Поближе к Богу, говоришь?
Вдруг потом котомку подхватил, берестянку вынул и уголек, что-то быстро нарисовал и в темный угол взял да ушел. Сидит там, на Ивана смотрит. А потом зовет:
– Иди-ка сюда, хозяин, поближе к солнышку.
Иван поднялся удивленно, пошел в темноту, а потом сообразил:
– Как к солнышку-то поближе? К окну, поди, надо?
– А вот…
Странник бересту повернул, а на ней солнце нарисовано. Сам улыбается, да на Ивана смотрит. Подошел Иван, не поймет – к чему так говорит?
– Как к чему, – будто мысли прочитал тот, – да разве солнце не видишь?
– Тоим солнцем согреешься кабыть, аль осветит что оно?
– А в церквах где ж ты Бога видывал?
– На иконах, стало быть, – начал Иван, да вдруг озарило его…
– Так значит, нарисованный – не Он? Так – не в церкви? А где ж, где ж сыскать? …
Совсем Иван потерялся. Всю жизнь верил, что с икон сам Христос глядит, и Царица Небесная, и святые, и как окрестят священник, и икона теперь что Христос – вроде одно и то же. Но разве рисунок солнца и само солнце одно и то же?
– Ты скажи, человек божий, где ж Бог есть, кому молиться мне теперь? Коли не дом Его церква, коли не лик Его на иконе, где ж сыскать Царя небесного?
– А во мне, – улыбнулся странник. И было нечто в слове его, как во взгляде первом – «в руку сон, в руку сон», – что не мог сомневаться Иван. Как из сердца ответ то был, из его собственного сердца.
– И в тебе, – снова сказал гость, – и в детях твоих, и в людях всех. В святых Его много, в добрых живет, в плохих – почти не видать. Бог в рассуждении сердечном, в красоте человеческой, и в каждом дереве и всякой божьей твари. Что сердце тебе радует, как сейчас, то и есть от Бога. То Его касание легкое тебе с утра было, то Его радостью радость твоя живет. Вот доброе дело сделаешь – и к Нему чуточку поднимаешься, и в сердце тепло почуешь и радость. Поможешь кому – разве не веселие тихое тогда тебе? Это, слышь, ты опять к Нему приподнялся, ближе стал. Вот и ищи теперь Господа в себе, и в людях, и в добре, и в красоте, и, даст Бог, еще при жизни узнаешь, что истинно во всем Он, и нет такой твари, чтоб в ней хоть капельку Бога не было – только сыщи.
Слова те столь теплую волну подняли в Иване, что упал он, себя не чуя, как на исповеди на колени перед странником. Что говорил тогда, пусть его и останется тайной. Да Странника.
1992
