Апостолы Демократии и Независимости, возглавившие борьбу американцев против английской метрополии – Д. Вашингтон, Т. Джефферсон, Т. Пейн, А. Гамильтон и другие – положили начало Соединенным Штатам Америки, стране большой свободы и глубокого рабства.
Народ таков, каков правитель, говорили древние китайцы. Правитель подобен сосуду, народ – воде, принимающей форму сосуда. Каковы же были сосуды, Отцы-Апостолы? Видно, были в них те пороки, которые закабалили Штаты, а через них и весь мир; была и свобода, которую впитали американцы.
Да, в Штатах правит олигархия, экономика держится на спекуляции, в городах царит культ низких страстей, а незнание постоянно обновляемого свода законов настолько не освобождает от ответственности, что американцы в большинстве своем вынуждены платить постоянную абонентскую плату юристам, дабы не попасться на тот или иной крючок. Но вместе с тем американцы – народ трудолюбивый, не зашореный, они открыты всему новому, терпимы, отзывчивы и приветливы.
Что же подарили Америке Отцы-Апостолы? Вопрос не праздный. Так уж получилось, что все присущее Штатам в негативном аспекте является болезнью настоящей России, а чтобы излечиться от болезни, нужно отыскать ее причину. Что мы и попытаемся сделать, рассмотрев тему политического наследия Отцов-Апостолов.
Дорога неблагих намерений
История мира – история борьбы противоположностей. Они есть везде и во всем. Первое правительство Соединенных Штатов Америки было раздираемо борьбой двух партий, федералистов и республиканцев.
Трения начались с принятия Конституции США. Джордж Вашингтон и лидеры федералистов разработали Конституцию закулисно, без всякого обсуждения, и даже не то, что первоначально в ней не было демократических свобод, являлось печальным фактом, но партийность разработчиков. Федералисты во главе с Гамильтоном выделились резко, и им удалось увлечь Вашингтона на кривые пути.
Если для Гамильтона «народ есть только большой зверь», если он видел в народе только отрицательные стороны, которые полагается смирять силой государства, то Томас Джефферсон, лидер республиканцев, рассуждал о врожденном чувстве справедливости, о Моральном Чувстве, которое нужно поднимать, взращивать, поддерживать. Два лагеря: один видит дурное, другой хорошее, один поднимает плетку, другой предлагает создать необходимые условия для воспитания лучшего в людях – расхождение во взглядах диаметральное.
Чем тираны выигрывают в наших глазах по сравнению с правителями-либералами? Тем, что яростно расправляются с нарушителями законов и монарших постановлений. Однако, эти нарушения чаще всего только повод излить свою злобу. Позиционируя себя как строгих но справедливых отцов, а по сути являются беззаконниками. Ведь слишком часто буквальное следование закону является его попранием. Закон становится для них щитом, под которым они скрывают свою незавидную сущность.
Так и федералисты, настраивая силу государства против «агрессивности, враждебности, склонности к беспощадной конкуренции… неблагих намерений, тщеславия, ревности, ложных амбиций» и прочих пороков, сами не были им чужды. Они скрывали за Конституцией свои собственные пороки, и вместо того, чтобы увеличивать сумму добра в государстве через просвещение, внедрение демократических свобод, самостоятельности и самоуправления, они увеличивали сумму зла через поощрение тех самых «неблагих намерений», «ложных амбиций», спекуляции и др.
Авантюра Гамильтона
В период войны за независимость Америка испытывала сильную нужду в средствах. Конгресс был вынужден вотировать принудительные займы – по сути, военные реквизиции. Нужно было снабжать армию продовольствием, одеждой, оружием и т.д.; взамен полученных товаров заемщики расплачивались расписками, замененными впоследствии облигациями внутреннего займа. Солдатам также «платили» облигациями, обещая рассчитаться после войны.
За войну накопился огромный внутренний долг. Перед новым правительством Штатов встал вопрос о его погашении. Для Джорджа Вашингтона, первого президента США, это был «вопрос чести», и правительство было обязано перед лицом и своих граждан, и других государств выполнить обязательства.
И тогда А. Гамильтон, министр финансов, предложил авантюру, способную убить, якобы, двух зайцев: создать видимость уплаты долга и одновременно, как бы это ни было странным, поднять промышленность, хозяйство через поддержку предпринимательства.
Вашингтон попался на хорошо замаскированный крючок. Вашингтон желал, чтобы была разработана программа помощи государства предпринимателям в деле «развития с/х, коммерции и мануфактур всеми необходимыми средствами… Вашингтон подтверждал намерение добиваться благосостояния страны…» – вот ключевые слова – «любой ценой». «Все средства», «любая цена» сильно подвели первого президента, закрыли ему глаза и уши.
Авантюра же была такова. Правительство принимало к уплате облигации внутреннего долга – без взирания на собственника. Т.е. их мог предъявлять любой перекупщик. Это еще не вся авантюра, только верхушка, но уже плохо пахнет. По идее, государство должно было отблагодарить тех, кто в тяжелые годы помог Америке средствами, кто воевал за нее, а у Гамильтона испарялся именно нравственный аспект.
Далее, государство должно создать Банк, в который перечислялись бы средства из бюджета по долговому счету, но Банк уплачивал бы не долг, а проценты по нему. Здесь федералисты доказывали, что выплатить громадную сумму правительство не сможет ни за 20, ни за 30 лет, поэтому они должны оплачивать уже сейчас – справедливости, разумеется, ради – проценты по нему.
Но собака была зарыта еще глубже. Дело в том, что если Т. Джефферсон считал элитой общества естественную аристократию, аристократию творческого ума и созидательных способностей, то А. Гамильтон отдавал пальму первенства финансистам и дельцам.
«Еще в юношеском возрасте Гамильтон сделал выписку из Д. Юма, снабдив ее весьма положительным комментарием: «Как говорит один знаменитый философ (Д. Юм), авторитеты в вопросах теории государства установили в качестве неопровержимого доказательства, что при учреждении любой системы государства и установлении различных конституционных ограничений и уравновешивающих факторов необходимо исходить из предположения, что все люди – подлецы и что во всех действиях они движимы лишь побуждением – своими личными интересами». Движущей силой исторического процесса Гамильтон признавал не раскрытие нравственных потенций человека (как полагал Джефферсон), наилучшим проявлением которых могла бы стать демократия, а жестокую, бескомпромиссную борьбу своекорыстных интересов неисправимых эгоистов. История представлялась ему в виде поля битвы, на котором сильные и агрессивные берут вверх над менее сильными, а в результате образуются оплоты сильной власти.
С неизменным упорством Гамильтон подчеркивал связь власти с экономическими интересами людей и собственностью. Показывая, что в различные исторические периоды власть находилась то в руках военных, то аристократии, Гамильтон рассматривал современное ему общество как арену столкновения фракционных интересов различных групп, в результате которого должна победить торговая и финансовая буржуазия как группа, наиболее одержимая собственническим стремлением. «Править должна та власть, в руках которой находится кошелек» – резюмировал свои аргументы лидер федералистов». (Н.Е. Покровский «Джефферсон вчера, сегодня и всегда»)
Итак, государство по Гамильтону имеет элитой класс крупных собственников. Этот класс обладает «достаточными способностями и знаниями для управления страной» (Г. Шелдон, о Гамильтоне). Самый богатый – значит, самый энергичный, предприимчивый, находчивый – вот софизм-то! Трудно его раскусить, потому что на словах все гладко, но не стоит напрягать ум, а… только поглядеть на российский класс «новых русских», задавленный в последнюю пятилетку путинской вертикалью. Нет, им не откажешь ни в чем, что приписывает им Гамильтон, и в то же время они – проклятье России. Наверно, не качества ума важны, но качества души.
Американская ваучеризация
Еще до начала президентского правления Вашингтона порядка 80 процентов государственного долга сосредоточилось в немногочисленном кругу северной буржуазии. «Американскому исследователю Е. Дж. Фергюсону удалось проследить судьбу лишь части внутреннего долга конгресса, но и она достаточно показательно рисует сложившееся положение. По имеющимся документам менее 3300 лиц владело обязательствами на сумму 12.3 млн. долларов. Почти 2/3 их сконцентрировалось у 280 крупных держателей, и в том числе 100 крупнейших располагали облигациями (общей) стоимостью свыше 5 млн. долларов» (В.А. Ушаков «Америка при Вашингтоне», стр. 112).
Эти облигации были приобретены перекупщиками за бесценок, за 15-20 процентов от номинальной цены. Ведь мало кто из кредиторов государства надеялся, что их долги когда-нибудь будут погашены. Кроме того, тяжелое экономическое положение било по ним в первую очередь, разоряло и заставляло отдавать облигации за четверть цены – так же, как еще недавно в России рабочие отдавали за бесценок акции своих работающих предприятий, на которых им намеренно задерживали по пол-года зарплату.
Когда пошли дебаты по долгу, сотни агентов состоятельных дельцов кинулись на юг, где плантаторы были слабо осведомлены о столичных новостях, и перекупили за бесценок почти все, что еще оставалось на руках. Немногие южане удержались от соблазна заполучить синицу в руках, отдав журавля в небе.
Итак, собственники долга определились. Ими стали не патриоты, не солдаты армии независимости, но практически предатели своей страны, ибо никакая иная страна, находившаяся когда-либо в горниле революции, не терпела так от алчности своих дельцов. Их безумная жадность во время войны за независимость – притча во языцех. И вот этой элите досталось все. И Гамильтон был полон желания платить по векселям. Он сумел убедить Вашингтона, что путем выплат процентов правительство активизирует предпринимательский дух элиты, даст мощные средства, которые непременно будут вложены в экономику.
Сильное желание Вашингтона добиться благосостояния для своей страны сыграло с ним злую шутку, и он не разглядел в предложении Гамильтона лисьи уши. Ведь Гамильтон, по сути, предложил под видом уплаты процентов практику незаконных, неконтролируемых в дальнейшем, постоянных субсидий этому классу общества, на которые последний не имел никакого права. Перекупщики долговых расписок не заработали эти деньги.
Позиция республиканцев, Джефферсона в первую очередь, была следующей: платить тем, кто в самом деле был кредитором, а перекупщикам только возместить затраты на скупку, вычтя их из стоимости общего долга. Странно, почему Вашингтон, высказывавший еще до выборов уверенность, что «новое правительство… будет способно… справедливо отнестись к общественным кредиторам и восстановить национальную репутацию» поддержал не Джефферсона, а авантюру Гамильтона? Воистину, слепота поразила его.
Надо заметить, что Джефферсон не знал всего плана Гамильтона. Точнее, тот открывал карты поэтапно. Когда федералистам удалось провести закон о погашении долга, а республиканцы поддались на какие-то уступки, тогда еще никто не знал, что долг никто не собирается гасить. Никто не представлял, что за счет налогоплательщиков будут учреждены стабильные выплаты дельцам, а страна получит в принципе непогашаемый внутренний долг, который с того времени будет только возрастать.
На этом следующем этапе Джефферсон опять вступил в конфронтацию с Гамильтоном. В письме к Вашингтону он писал: «Я хочу оплатить долг завтра, он (Гамильтон) желает, чтобы он никогда не был оплачен, но всегда был средством подкупа и управления законодательной властью» (Ушаков, стр. 148)
Гамильтон говорил еще раньше, что «национальный долг – национальное счастье». Великий парадокс! Конечно, ни о каком национальном счастье речи и не шло, но исключительно о счастье небольшого вышеозначенного круга собственников. Им стали перечислять процент по облигациям, и это были немалые деньги. На 100-долларовую облигацию, купленную за 15 $, приходилось 25 $ процентных выплат. На выплаты стала ассигноваться огромная часть бюджета. С ростом доходов Штатов росли и доходы держателей госдолга, а с ростом доходов последних – их влияние.
Поначалу Правительство не было напрямую связано с новыми кредиторами. Был учрежден Банк Северной Америки, потом Банк США. Средства поступали в него, оттуда часть шла на проценты, часть – на кредитование. Банк США был учрежден также авантюрно. Государство владело только 5-ю тысячами из 25 тысяч акций, остальные – по 400 $ за акцию – были приобретены все тем же кругом спекулянтов. Они стали получать и доходы от национального кредита, они вошли в состав Совета акционеров Банка и вытеснили после смерти Вашингтона и ухода Джефферсона правительственных членов в Совете, превратив Банк США в свою кормушку, как еще ранее сделали Конгресс ручным и послушным. Последним пал бастион Центробанка США, приватизированного и превращенного в Федеральную Резервную систему (ФРС) в 1913 году.
После Второй Мировой войны США, ворвавшись в экономику европейских стран и третьего мира, увеличили многократно государственные доходы за послевоенное десятилетие. Но в большей степени – доходы своих спекулянтов, основателей ТНК. Ныне весь мир кормит сотню семей, доходы которой тем больше, чем больше Америка закручивает на себя экономику мира. На очереди – Европейский Центробанк Евросоюза, приватизация которого устойчиво лоббируется – догадайтесь, кем?
Джефферсон против Гамильтона
Итак, стараниями Александра Гамильтона Америка стала собственностью небольшого круга дельцов, так называемой «экономической элиты». Со временем некоторые семьи сошли со сцены, разорившись, другие, использовав подаренное увеличение капитала и подходящие условия, победили в конкурентной борьбе. Олигархи менялись, олигархия оставалась. Доллар стал значить все.
Томас Джефферсон не мог не понимать, к чему приведут аферы его оппонента. Для незнающих высказывания Джефферсона о будущем Америки кажутся пророчествами, но за ними стоят аналитическая работа ума, широта мировоззрения и владение ситуацией.
Следует заметить немаловажный факт – полученный несправедливый доход дельцы начали вкладывать, конечно, не в разработку природных ресурсов и промышленность, но в те сферы, что давали быстрый оборот капитала: биржевые спекуляции, строительство платных дорог, страхование и банковское дело, но главное – торговля.
Спекуляция на слабой промышленности – любимое дело дельцов. Это закупка дефицита в Англии и Европе и накручивание «рыночной стоимости». Торговля аферой Гамильтона ориентировалась на Англию и Европу, одновременно подрывая собственную промышленность. За что же, спрашивается, боролись, за какую такую независимость? Ведь война с метрополией была обусловлена именно политикой Англии, превратившей Америку в сырьевой придаток, регулировавшей качели цен в свою пользу.
Гамильтон, кстати, не выдавал кредитов, не предоставлял на льготных условиях земельные участки. Вся его помощь, т.е. помощь со стороны государства, свелась к выплате премий за качество продукции, льготам на экспорт, повышению пошлин на ввоз и прочим косвенным мерам. От такой программы средний и мелкий предприниматель выиграть не мог, что снимало конкуренцию с облагодетельствованных крупных держателей госдолга. По сути, те средства, которые должны были быть направлены на кредит, теперь шли в карман спекулянтов, и только они, по большей части, имели свободные средства, чтобы вкладывать их в дело.
Спекулянты, думается, не имели такого сильного влияния на Гамильтона. Дело в том, что они были очень заинтересованы в госзаказе, но не могли получить его. Гамильтону не было нужно полное выполнение установок Вашингтона, он стремился превратить Америку в страну торговли и спекуляции. Дельцы были его орудием, которое он просто использовал.
Весьма немногие предприниматели вкладывали капиталы в мануфактуры, но не получали здесь помощи со стороны государства. Из-за этого промышленная буржуазия отвернулась от своих благодетелей, ее люди вышли из состава правительства, разорвав отношения с Гамильтоном.
Все Отцы-Основатели – Медисон, Томас Пейн, Джефферсон, Адамс, Б. Франклин – выступали против курса Гамильтона. Последний отражал все атаки именем Вашингтона, до конца дней умудряясь держать перед его глазами софистический мираж. По сути, политика Гамильтона и федералистов была в известной степени попыткой вогнать Америку вновь под каблук Англии, ибо все «реформы» были на руку последней: в пошлинах, в отсутствии протекционистской политики, в возможности снижения цен на американские товары, особенно сельскохозяйственные.
Позднее оппозиции в некоторой мере удалось направить Америку по рельсам антибританской политики и отчасти устранить экономические казусы. Вред же внутренний был неизмеримо большим.
Сам Дж. Адамс, будучи лидером федералистов, говорил, что последствия политики Гамильтона, выразившиеся «в колебании валютного курса и стоимости ценных бумаг, причиняли собственности честных людей больший ущерб, чем все французские пираты». Он называл банки «ненавистными», а всю финансовую и банковскую систему – источником не только коррупции и несправедливости, но и непоправимого «ущерба религии, морали, спокойствию, процветанию и даже богатству нации» (Ушаков, стр. 184). Что тут еще скажешь, когда Гамильтон способствовал превращению американцев в нацию торгашей и спекулянтов.
Томас Джефферсон считал, что «колоссальные средства были похищены у населения спекулянтами». Томас Пейн в письме Вашингтону писал: «Монополии всякого рода возникли вместе с вашей администрацией. Земли, добытые революцией, были щедро раздарены вашим сторонникам, а право демобилизованных солдат было продано спекулянту, и вождь армии стал покровителем обманщиков»
Джефферсон и его партия противостояли тому, как могли. Придя к власти, Джефферсону удалось немало сделать и, хотя и ненадолго, выправить курс Америки. Например, уменьшить внутренний долг, а заодно и вздутые федералистами налоги. Он постарался обеспечить нормальные условия для процветания фермеров, своего любимого общественного класса тружеников. Фермеров он всегда противопоставлял буржуа, и считал, что союз мелких собственников, кормящихся и кормящих страну собственным трудом, есть нечто классическое и идеальное.
Ему хотелось воскресить идеал архаической Греции доколонизационного периода, когда собственник земельного участка был синонимичен гражданину, и наоборот. Конечно, американские фермеры весьма отличалась от архогреческих хотя бы тем, что не чувствовали меж собой единства и не имели оттого единой цели, которая состоит в личном укреплении государства, труде на Общее Благо.
***
Что ж, на этом можно закончить описание основных причин, что привели Америку в настоящее состояние, а через Америку и весь мир. Люди, далекие от Общего Блага, с потушенным моральным чувством, стали вершителями судеб мира.
Однако, система, созданная ими, имеет ряд врожденных пороков, в силу которых она неустойчива и в самом ближайшем будущем потерпит урон и поражение. Дело за малым: как на развалинах капитализма не допустить возникновения еще более ужасной системы, которая сделает ставку на еще более худшие качества человеческой личности? …
1998
